К 26 годам Дарья Абрамова стала CEO одной из крупнейших школ программирования для детей в России «Кодабра». Вести бизнес будущая финалистка конкурса Veuve Clicquot Business Woman Award-2019 училась, что называется, «по ходу пьесы», одновременно борясь со стереотипом о том, что IT — это мужское занятие, и с самой собой.
Прокладывать свой профессиональный путь в сфере, которая считается исконно мужской, — дело непростое. 29-летняя Дарья Абрамова смогла преодолеть все: и отсутствие денег, и насмешки преподавателей, и неуверенность в собственных силах, и даже смерть друга — и вот уже четыре года живет только проектом «Кодабра», школой программирования для детей. Специально для Woman.ru она рассказала, как ей это удалось.
Я родилась в семье военных. Все детство прожила в закрытом городке Ногинск-9 в 70 км от Москвы. У меня есть две сестры — старшая и младшая. Не могу сказать, что мы жили богато, но раз в год у нас был отпуск в Абхазии и каждые каникулы — поездка в Москву в цирк или театр. Я всегда донашивала одежду за старшей сестрой, своих вещей у меня практически не было.
В детстве я мечтала стать воспитателем, даже играла в детский сад: записывала в тетрадочку имена воспитанников и чему-то их якобы учила. А интерес именно к технологиям у меня проявился лет в 9, когда появился компьютер. Я начала разбирать и собирать системный блок — интересно же, что там внутри. Позже я стала читать специализированные журналы, хотя понимала от 30 до 50% текста. И однажды, уже в старших классах средней школы, в журнале «Хакер» я вычитала, что можно взломать ICQ.
Надо сказать, что в школе у меня особо не было друзей. У нас был очень обеспеченный класс. На дни рождения меня не приглашали, и мне казалось, что это происходило из-за того, что я не могу подарить дорогой подарок. Классе в седьмом у всех появились какие-то первые отношения — а у меня нет. Я чувствовала себя отшельником.
И прочитав про то, что можно взломать ICQ, я подумала, что это повод необычным образом приобщиться к классу — узнать, о чем же пишут мои одноклассники своим девушкам. Видно же, что они на уроках переписываются!
Ушло у меня на взлом 4 месяца. Я читала кучу форумов, каждый день приходила домой и пыталась сделать очередной маленький шаг: скачать специальную программу, разобраться в командной строке, понять, что и где шифровать. В итоге у меня получилось, но мне резко перестало быть интересно, о чем же мои одноклассники общаются. У меня появилась дикая уверенность в себе: я могу сделать все, что захочу. Я никогда не чувствовала себя красивой, а в этот момент поняла — это и необязательно! Достаточно быть умной и ощущать себя на вершине.
Может быть, поэтому мне и захотелось дальше развиваться в программировании и информатике. Эти знания помогают тебе обретать уверенность, влиять на вещи, на которые, как тебе кажется, ты не можешь повлиять. У тебя есть инструмент, и ты можешь все.
В школе мне было больше нечего делать — и скучно, и друзей нет, и полезной информации мало. Так что я ушла после 9 класса. Сама поехала в Москву — нашла колледж, в котором есть «информационная безопасность», поступила и сказала родителям, что переезжаю.
Мама и папа никогда мне не говорили, что я должна думать о косметике и куклах, а не возиться с компьютерами. Они видели, что у меня есть склонности к математике, информатике и программированию. Уже с младшей школы у нас была специальная программа. Задавали очень сложные задачи по математике, которые обычно никто не мог решить. Когда я открывала учебник, то мучилась, ходила по квартире, думала, как мне с ней справиться, и все получалось. А в школе выяснялось, что все решали с родителями и никто не смог это сделать до конца. Да и не было у меня никаких «девчачьих» штук: лаков, помад, модных журналов. Я с детства играла с мальчиками в машинки и чувствовала себя с ними комфортнее, чем с девочками и их женскими темами.
У меня в Москве тетя. Первое время после переезда я жила у нее. По сути, снимала одну комнату — сама себе готовила, убирала, покупала еду. На выходные я приезжала домой, и мама мне давала 300 рублей. Я жила на эти деньги следующую неделю — покупала гречку и рис на вечер, а с утра ела овсяную кашу. И в колледже какой-нибудь пирожок съедала и все. Пыталась хоть что-то с этих денег откладывать, покупать себе одежду. Ездила на Черкизовский рынок.
Я попала в группу, в которой было 2 девочки на 30 парней. Тогда еще набирали популярность субкультуры эмо, готов, металлистов. Моя группа была как раз такая, даже вторая девочка была готом. Еще не найдя свою идентичность, я тоже начала ходить в темной одежде, больших кроссовках… Благо волосы в розовый цвет не красила.
На следующий год у нас немного переформировалась группа — появилась другая девочка, которая была достаточно женственной. И как раз благодаря ей стала меняться и моя «принадлежность». Я поняла, что «металлический» стиль — это вообще не мое. Тогда, в 17 лет, я узнала, что маникюр можно делать не дома, а в салоне, а джинсы покупать не на Черкизовском рынке, что торговые центры, в целом, не только для богачей. Для меня открылась вообще какая-то новая жизнь, которую я себе даже не представляла.
На 4 курсе у нас была практика. Она, по сути, длилась весь год — обучение выстроили так, что ты мог трудиться и зарабатывать. На моей первой работе я получала 9 тысяч рублей, но это были уже хоть какие-то деньги, чтобы можно было накопить и съездить в отпуск.
Могу сказать, что уже в колледже я ощутила на себе тот самый сексизм. У нас было много разных предметов: физические основы защиты информации, математические основы защиты информации, каналы передачи данных, микропроцессоры, микроэлектроника…
90% учителей говорили: «Я не могу поставить тебе 5, потому что ты как девочка не можешь в этом разбираться». Или «девочки, уйдите с этой лабораторной, вы все равно ничего не поймете». Такого деления на мальчиков и девочек не было лишь у малой части преподавателей.
Я закончила колледж и поняла, что нужно поступать в ВУЗ, но не на дневное отделение. На это были две причины: во-первых, я уже умела зарабатывать; во-вторых, хотела приносить какую-то пользу миру. Так что я училась и параллельно работала — управляла терминалами оплаты платежей. Там я, например, узнала, что наличные деньги стоят дороже, чем электронные, представляете!
Через год я поняла, что мне надо двигаться в IT. Я получила какой-то опыт, но ничего, как мне показалось, не добилась. Пришла в IT-компанию секретарем, а через полгода устроилась там в отдел информационной безопасности.
Когда я начинала работать, я не верила в то, что смогу стать IT-специалистом. Это была какая-то общая неуверенность в себе и в том, что я смогу добиться результатов. Почему-то я думала, что у меня не получится. Хотя в итоге в той компании я выросла до sales-менеджера. Зарплата была очень даже неплохая, параллельно я училась в институте, ходила на танцы и приезжала домой в 12 часов. Сейчас я не понимаю, зачем нужно было так убиваться. Просто раньше было такое ощущение, что если ты все время занят, то все хорошо.
Я закончила институт, получила диплом и стала думать: «А какое же мое предназначение?» Я не любила свою работу и считала, что так вообще у всех. Однако меня это не устраивало. Со мной работал Дима, который однажды в начале 2014 года мне сказал, что скоро пойдет в школу — создать вместе с детьми игру на визуальном языке программирования.
Мне это сразу так запало в душу — соединилось то, к чему у меня лежала душа: дети (помните, что я хотела стать воспитателем?) и программирование. Я тут же его поддержала и сказала, что тоже хочу пойти. И мы начали договариваться через знакомых, у которых были дети-ученики, чтобы нас приглашали в школы.
Когда я пришла на свое первое занятие, 45 минут пролетели незаметно: 30 детей, шум и гам, никто не сходил с ума, ребята радовались, кричали. Я помогала создавать им игру, объясняла, что такое цикл и переменные на примере каких-то простых бытовых вещей: «Утром ты чистишь зубы — это тоже алгоритм. Лифт приезжает на нужный этаж — тоже программа». После первого занятия ко мне подошла преподавательница и говорит: «Сразу видно, что у вас педагогическое образование, приносите диплом, будете у нас учителем информатики». Естественно, у меня никакого педагогического образования не было, но я получила дикое удовольствие и поняла, что объяснять детям программирование очень круто и я не хочу возвращаться в офис.
Мы с Димой стали постоянно ходить по школам и проводить волонтерские занятия. При этом у нас все еще была официальная работа, поэтому мы бегали в учебные заведения рядом с домом и офисом, чтобы можно было быстро вернуться к основной деятельности.
Мы стали об этом писать в блогах, и к нам начали подтягиваться желающие из разных городов. Нас просили объяснить, как договариваться со школами, как проводить занятия. Мы с Димой стали разрабатывать методички, придумывать какой-то свод правил и принципов, проводить скайпы со всеми желающими.
Оказалось, что у программистов есть огромная потребность делиться с кем-то тем, что они умеют. У нас тогда было около 100 волонтеров по всей стране. Мы с Димой решили создать большое движение, которое помогло бы каждому ребенку попробовать свои силы в IT, и хотели найти спонсорские деньги. С этим у нас ничего не получилось, поскольку корпорациям не интересен проект для детей. Они больше ориентированы на студентов старших курсов, которые вскоре могут прийти к ним работать. А мы очень верили в идею и считали, что детей нужно вовлекать в программирование как можно раньше, чтобы у них складывалась понимание индустрии и формировалось логическое мышление.
В конце 2014 года мы подались на премию Google RISE Award и выиграли ее! Это был денежный грант и поездка в Америку в офис Google вместе с другими победителями.
Там мы узнали много разных инструментов, методик, практик. Выяснили, как обучать детей программированию, как делать продажи, как вовлекать родителей, как привлекать молодых волонтеров и искать спонсорство.
Получив премию, мы должны были этот грант реализовывать. Тогда Дима предложил мне уйти с работы, чтобы я занималась исключительно организацией, а он бы платил мне зарплату из своих денег. Месяц он меня обрабатывал, и я окончательно поняла, что терпеть не могу свою работу и нужно что-то делать. 1 марта 2015 года я ушла и стала заниматься бизнесом.
Когда мы только начинали «Кодабру» в 2014 году, у Димы уже было наготове это название. Интерпретаций несколько. Во-первых, есть слово «код» — оставалось лишь придумать к нему добивку. Когда ему пришла идея «Кодабры», все сошлось. Во-вторых, поскольку проект был волонтерским, в вольном переводе это вполне могло звучать как «Код добра». Ну, и в-третьих, мы же занимаемся с детьми — для них «Кодабра» как-то связана с Абракадаброй, как с каким-то заклинанием — они не занимаются информатикой, а «кодабрят». Плюс, у меня фамилия Абрамова. Моя почта сейчас звучит как abra@kodabra.
Изначально мне было вообще не понятно, что делать — от слова совсем.
Слова «бизнес-модель», «финансовая модель» и «маркетинг» имели для меня абстрактное значение. А «предприниматель» — это вообще про какого-то прожженного мужика 30-40 лет, имеющего грузовик денег и дико уверенного в себе. Я даже не помню, откуда у меня вообще появилось понимание того, что нужно делать в первую очередь — я начала искать помещение для проведения мастер-классов и наткнулась на Высшую школу экономики. Они сказали, что не дают помещение, но открывают акселератор для социальных проектов. Мы прошли, и я тут же начала учиться. Мне очень повезло — там уже были представители других детских проектов. Я просто подсаживалась к ним и задавала вопросы: «А как вы делаете маркетинг? А как находите партнеров? А как ищите площадки?»
Мы вместе с Димой придумали воркшоп для детей и родителей, где ребенок вместе с мамой или папой создает свою компьютерную игру. Мы придумали несколько квестов и мастер-классов, на наших первых мероприятиях всегда был соулд-аут, хотя и цены были достаточно значимыми. Но все еще не было сформировано мысли, какая у нас будет бизнес-модель.
А потом я увидела, что детские проекты летом проводят городские лагеря, и подумала: «Почему бы и нам так не сделать?» Мы объявили о нескольких сменах летом, запустили рекламу и достаточно быстро все продали, сами не ожидали! В этом лагере я была и вожатым, и преподавателем, и нянечкой, и всем кем можно. В первый день у меня был дикий стресс, потому что у меня раньше не имелось такого опыта — столько времени проводить с детьми, да еще в таком количестве. Но я пережила это и впоследствии пыталась заинтересовать программированием всех детей, даже тех, которых изначально это не интересовало вообще.
Например, пришла девочка, которая сказала: «Слушайте, для меня это уже пятый лагерь за лето, можно я здесь буду сидеть и читать в уголке книжку по биологии?» А я предложила сделать ей тест по этой книжке — и девочка втянулась!
А на следующий день к нам приехал айтишник из Mail.ru — рассказывал о программировании игр. И эта девочка практически влюбилась в парня, все время подсаживалась ближе и в итоге пригласила его на презентацию своих работ. С тех пор у меня дикая мания на то, чтобы каждый ребенок был увлечен и вовлечен.
В конце сентября 2015 года мы запустили курсы по программированию для детей 10-14 лет. Мы взяли игру «Майнкрафт» и придумали, как ее использовать для вовлечения в физику, математику и технологии. Это действительно сработало, нам сразу посыпалась куча заявок. Мы не рассчитали свои силы, и я начала резко искать преподавателей, обучала их на ходу. Однако когда прошел первый урок не со мной, а с нанятым учителем, я сползла по стенке в с мыслью «Господи, это все ужасно». Тогда я записала для себя, что была не так, и мне стало понятно, чему нужно обучать.
Я была диким приверженцем проекта с самого начала, мне просто важно было это делать, я не могла остановиться! Пришлось пройти через многое… Димы не стало с 2016 году, я осталась одна. И не стояло вопроса «это же бизнес, он приносит деньги». Было только «я буду продолжать этот проект, важно, чтобы он развивался и жил, я должна это сделать». Мысли, что я предприниматель, даже не проскочило. Только в начале 2018-го я начала себя так ощущать и поняла, что мне это нравится.
Сейчас у нас 20 программ, учатся дети от 6 до 17 лет. Они программируют свои компьютерные игры, создают видеоролики, персонажей, 3D-миры.
Бывают минуты, когда кажется, что все очень плохо, и я думаю: «Господи, ну зачем мне это все нужно?» Тогда я прихожу на занятие — просто посмотреть, в перерывах общаюсь с детьми, получаю удовольствие и понимаю — вот зачем. Общение с детьми до сих пор осталось каким-то важным энергетическим обменом. Это дикое удовольствие для меня.
У нас есть и проекты для детей с особенностями развития. На самом деле, они никак не отличаются от обычных занятий, за исключением нескольких моментов.
Начали мы заниматься с особенными детками в 2015-м: после одного воркшопа к нам в слезах подошла женщина и сказала, что счастлива. Ее ребенок никогда не был таким увлеченным: чтобы что-то делал раньше других, да еще и помогал остальным — а ведь он аутист!
В процессе самого первого занятия такого мы поняли, что особенным детям просто нужно давать больше времени, чтобы они могли работать в своем темпе.
Наша миссия — дать детям уникальный опыт в IT, чтобы они могли чувствовать себя уверенно в digital-мире. Мы предоставляем свободную атмосферу создания своих цифровых проектов, учим их в IT-компаниях на профессиональных инструментах.
При этом мы не делаем из них программистов, а прививаем им digital-скиллы и понимание, как работает IT-индустрия. Ребята работают в командах, кто-то берет на себя руководящие роли, когда они решают проблемы. Они понимают, что через программирование и с его помощью могут приблизиться к профессии своей мечты.
