Современные технологии и инновационные лекарства доступны сегодня лишь незначительной части онкобольных, остальных по-прежнему лечат по устаревшим схемам. И в ближайшее время ситуация вряд ли улучшится – для этого объем госфинансирования нужно увеличить в 6-7 раз. Реально повысить доступность и качество лечения рака могут лишь страховые программы, считают эксперты. О том, каким должно быть «онкострахование по-русски», МедНовости спросили зам. председателя профильной комиссии по специальности «Онкология» Минздрава РФ, руководителя отдела перспективного развития и международных научных связей ФГБУ «НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина» Дмитрия Борисова.
— Дмитрий Александрович, сколько средств надо тратить на онкологию, чтобы лечение от нее стало качественным и доступным? И что мы имеем в реальности?
— С каждым годом обеспечить пациента необходимым ему лечением становится все сложнее. На сегодняшний день на онкологию в России выделяется около 200 миллиардов рублей в год, это вообще все расходы, включая зарплаты, налоги, землю, оборудование. На лекарственное обеспечение приходится примерно треть этого бюджета – порядка 70 миллиардов. При этом мы знаем, что доступность ключевых препаратов, которые появились в последние 10-15 лет и действительно повлияли на исход основных заболеваний, составляет в среднем 20%. То есть, 80 больных из 100 по-прежнему лечат по устаревшим схемам. Не намного лучше обстоят дела с современными эффективными технологиями диагностики, хирургического лечения, радиотерапии. Изменить ситуацию в одночасье вряд ли удастся – для этого государству нужно увеличить объем финансирования в 6-7 раз. Но, к сожалению, декларация о том, что у нас здравоохранение бесплатное, никак не подкреплена финансами. Помочь здесь мог бы частный сектор. При условии разделения финансовых рисков между страховыми компаниями и государством, которое ни в коем случае не должно отказываться от своих социальных обязательств, ситуацию реально улучшить буквально в течение 3-5 лет.
— Такая схема работает в развитых странах?
— Самый яркий пример это, конечно, Соединенные Штаты Америки, где затраты на здравоохранение самые высокие в мире – 14-16% ВВП. При этом, государство в рамках программ Medicare и Medicaid оплачивает лишь 30-35% расходов, остальные деньги приходят от страховых компаний. Такая же схема, но немного с другим балансом работает и в европейских странах. Там каждый знает, что работодатель платит за него социальный налог, но все равно оплачивает свою медицинскую страховку, дополняющую то, что дает ему государства в качестве социальных гарантий. На наш взгляд, это нормальная практика, но нужно понимать, что на Западе программы страхования в здравоохранении развиваются с 20-30-х годов прошлого века.
— А как выходят из положения в бедных странах?
— Бедные страны живут на дотации от богатых. Сейчас Всемирная организацией здравоохранения и ряд экспертных групп активно обсуждают, как повысить доступность лечения в странах с низким уровнем экономического развития. И как один из механизмов рассматриваются программы добровольного страхования. Эти программы, которые, на самом деле, не столь дорогие, могли бы покрывать значимую часть расходов. Положительный взрыв, который произошел в последние годы в здравоохранении стран Азиатско-Тихоокеанского региона, опирался именно на развитие программ добровольного страхования. Я лично слышал на ооновских площадках и на экспертных заседаниях ВОЗ доклады о том, как им удалось улучшить ситуацию, благодаря сотрудничеству государственного сектора с частным.
К сожалению, у нас этот ресурс сейчас почти не используется. Есть лишь единичные пилотные программы нескольких страховых компаний с очень незначительным числом застрахованных. Но мы очень надеемся, что они будут развиваться.
— Как такие программы должны выглядеть на практике?
— Существуют схемы страхования онкологии, когда страховщик формирует фонд, из которого полностью оплачивается лечение в России или за рубежом. Это, однозначно бизнес проекты. Но, на наш взгляд, будущее за более дешевыми и доступными программами. Это, если можно их так назвать, ОМС дополняющие страховые продукты, которые формировали бы ресурс для софинансирования лечения и выступали дополнительным резервом к тому, что обеспечивает государство. Ведь человек уже заплатил свои налоги, почему он должен отказываться от программы госгарантий.
Для России это более актуальная модель, и она будет реально востребована. Допустим, стоимость лечения конкретного вида онкозаболевания составляет 3 миллиона рублей, и мы знаем, что с вероятностью 75% больной получит это лечение в рамках программы ОМС. Тогда зачем делать дорогой полис, когда можно заложить в него 25% или 50% лечения. Этого с лихвой хватит для программы софинансирования, которая поможет человеку получить необходимое лечение. А стоимость страховки в 5-10 тысяч рублей в год сделает ее доступной для большинства людей.
При этом, важны не только деньги, которые выплачивает страховщик, но и присутствующий в полисе сервис по обеспечению внешней экспертизы и сопровождению пациента.Например, на этапе верификации диагноза застрахованного ему полностью перепроверяют диагноз, лечение сопровождают врачи экспертного уровня из федеральных или профильных региональных центров, юристы обеспечивают получение государственных гарантий. Есть еще, если это необходимо, психолог, а также персональные менеджеры, которые решают вопросы логистики. В частности, такие вопросы могут возникать при организации каких-то обследований, либо при направлении на пересмотр биоматериалов. Простая выплата денег не позволяет неподготовленному человеку справиться с этой проблемой.
Сегодня в России по таким программам застраховано около полумиллиона человек, и мы уже отработали со страховщиками около 400 страховых случаев. Результат просто потрясающий: система здравоохранения реализовала все, что необходимо человеку в рамках госгарантий, и он сам не понес практически никаких дополнительных расходов.
Например?
Например, молодой человек из города Сургут, которому полтора года назад, накануне майских праздников был поставлен диагноз острый лейкоз. Местные врачи признались, что их возможности крайне ограничены. У человека был полис с суммой выплаты 500 тысяч рублей, а также сервисом по сопровождению, благодаря которому его за полтора дня госпитализировали в онкологический центр в Москве по квоте. Несмотря на то, что у многих врачей были выходные, ему подобрали курс химиотерапии и начали лечение. На месте до окончания праздников никто не стал бы даже заниматься оформлением этой квоты.
Следующим этапом стало лечение, стоимость которого превышала 4 миллиона рублей, и которое нужно было проходить по месту жительства. Человек вернулся в Сургут и под контролем дистанционного консилиума получил это лечение – необходимый препарат закупили под него в рамках территориальной программы госгарантий. Потом было еще дополнительное обследование и лечение в Москве. И, наконец, поездка в Санкт-Петербург, где ему была выполнена трансплантация костного мозга. Сейчас он жив, здоров, ходит на работу.
Полученные по страховке 500 тысяч рублей ушли на перелеты по стране, а также на расходы по подбору донора костного мозга. Подбор донора не покрывается ни тарифами ОМС, ни тарифами ВМП, и только на эти анализы пошло примерно 180 тысяч рублей. Я думаю, что, если бы у этого человека не было страховки, он имел все шансы погибнуть. Сегодня медики могут сделать очень многое. Вопрос в правильной навигации пациента и достаточном финансировании, чтобы это не ограничивало работу врача.
А как пациент может быть уверенным, что страховая компания организует ему лечение именно в федеральном центре, а не в частной клинике, с которой у нее договорные отношения?
— Такие попытки, конечно, есть, но для того, чтобы дистанцироваться от государства нужно иметь всю необходимую медицинскую инфраструктуру. Но сегодня, чтобы пересчитать негосударственные клиники, которые бы могли взять на себя весь комплекс лечебных мероприятий для онкологических пациентов, хватит пальцев одной руки. Поэтому онкология и не входит в полис ДМС: либо клиники, которые реализуют программу ДМС, не могут ее лечить, либо страховые компании не в состоянии оплачивать выставляемые счета.
В этом и заключается особенность такой схемы софинансирования, при которой страховыми компаниями не аккумулируются фонды по 20-30 миллионов рублей для оплаты лечения, а лишь формируются дополнительные резервы.Задача участвующих в этой схеме страховщиков – это, во-первых, увеличить пул застрахованных, во-вторых – выполнить все условия по страхованию. А вот определением тактики, навигацией и сопровождением пациента должны заниматься экспертные группы. В частности, такая группа существует под эгидой Ассоциации онкологов России, и она с этим очень эффективно справляется.
В России нельзя просто копировать западный опыт. Продукты, которые ориентированы на софинансирование с ОМС, это отечественное ноу-хау, потому что у нас система исторически ориентирована на государственную медицину.Наше нынешнее здравоохранение стоит на фундаменте, который закладывался в Советском Союзе. Если весь мир шел от частных клиник к государственным, то у нас все здравоохранение изначально было государственным. Мы сейчас активно ведем переговоры со страховым бизнесом, чтобы модернизировать их продукты, переориентировать их в первую очередь на оплату дополнительных счетов, которые не покрывает система ОМС.
Но, наверное, все-таки есть такие компании, которые закладывают большие страховые суммы и дистанцируются от государственного здравоохранения.
— Есть. Например, компания «Согаз» страхует сотрудников и работников «Газпрома» на предприятиях газовой отрасли. «Газпром» имеет собственные медцентры, которые, в том числе, финансируются за счет «Согаза». Я не знаю все их продукты досконально, но могу сказать, что «Согаз» осуществляет оплату части лечения онкозаболевания. Допустим, при начальных стадиях, когда речь идет о хирургическом лечении некоторых видов рака, пациенту могут оплатить хирургическое лечение и послеоперационную химиотерапию. Но длительное наблюдение на протяжении года-двух, и все последующее лечение уже, естественно, не оплачивается. И дальше человек уходит в обычную государственную систему и уже сам решает свои проблемы. Поэтому мы и говорим о том, что оказать максимальную помощь сегодня могут только государственные клиники.
А какие компании работают по такому алгоритму?
— Одним из первых участников этого проекта стало «ВТБ Страхование», предложившее совмещение денежной выплаты с сопровождением больного. Сейчас к нему активно подключаются другие страховые компании. Например, такие программы запустила компания ВСК. А также «МАКС», которая имеет самый большой опыт работы в ОМС, хорошо понимает недостатки этой системы и поэтому активно работает над ОМС дополняющими страховыми продуктами. Кроме того, сейчас «МАКС» разрабатывает программу, дающую возможность оплаты медицинских счетов на значительные суммы, то есть речь идет о дополнительном финансировании лечения на суммы свыше 10 миллионов рублей.
Но ведь до сих пор мы говорили о том, что само лечение не должно оплачиваться из страховой суммы.
— Дело в том, что есть ряд заболеваний, лечение которых стоит более 30 миллионов рублей. Например, пациенты с онкогематологией часто нуждаются в трансплантации костного мозга. Сама процедура трансплантации включена в квоту ВМП, но не подбор донора. Это большая проблема, потому что в России нет ни базы доноров костного мозга, ни, по большому счету, самих доноров (кроме родственных). А если донор приглашается из-за границы, это стоит очень дорого.
Разных схем софинансирования может быть очень много. Главное, чтобы эти программы снимали социальное напряжение и помогали конкретным больным, число которых неуклонно растет.Сегодня в России насчитывается около 3,5 миллионов онкологических пациентов. А если учитывать их ближайший круг, то получается, что 10% населения страны сталкивается с этой проблемой. И чем больше будет у них вариантов помощи, тем лучше.
Пока у нас недостаточно развит сегмент онкострахования – частники все еще опасаются с этим связываться. Хотя инфраструктурно все реализуется совершенно спокойно, продукты эти малоубыточны, а риск очень невелик по сравнению с другими видами страхования. При правильной постановке работы онкострахование может быть высокоприбыльным – только за прошлый год чистый заработок продающих эти продукты сетей превысил полтора миллиарда рублей. И мы надеемся, что за счет расширения их числа будет создана здоровая конкуренция и оптимизирована цена полиса.
