Синди Кроуфорд всегда была целеустремленной и трудолюбивой. Попасть в модельный бизнес, о котором, проживая в маленьком городке, толком ничего не знала, она даже не мечтала. Однако судьба распорядилась иначе. Детство маленькой Синди не было безоблачным — в нем хватало трагедий и испытаний. Нелегкими были и первые шаги в мире моды. Разменяв шестой десяток, Кроуфорд решила откровенно поведать поклонникам о всех трудностях на своем пути — впрочем, про радости она тоже не забыла. В издательстве «Эксмо-non-fiction» выходит книга супермодели «Жить и восхищать». Woman.ru предлагает ознакомиться с самой первой главой из мирового бестселлера.
Я всегда была убеждена в том, что просто замечательно быть родом из Иллинойса (штат на Среднем Западе США). Поэтому большая часть меня уходит корнями в места, где я родилась, и я надеюсь, что никогда полностью не утрачу дух Среднего Запада. Именно среди живущих там благородных и трудолюбивых людей я и познала истинную ценность доброты, верности своему слову и чувство удовлетворения после тяжелого рабочего дня.
Провинциальная девочка
В детстве я хотела быть физиком-ядерщиком, потом мечтала стать первой женщиной-президентом — это были две самые выдающиеся профессии, которые я только могла себе представить.
Я расскажу вам про свою жизнь. Родилась я в Де-Калбе, небольшом городке в штате Иллинойс в 60-ти милях к востоку от Чикаго.
Я была вторым ребенком в типичной семье американских рабочих — нас было три сестры, а еще у нас был маленький братик.
Отец работал машинистом, электриком и стекольщиком. Мама, вышедшая замуж и забеременевшая в 16 лет, была домохозяйкой, а позже работала медсестрой в больнице.
Бабушки и дедушки, тети, дяди и кузены жили неподалеку, и все мы чувствовали себя одной большой семьей: играли в софтбол (командная спортивная игра с мячом, разновидность бейсбола) на улице до наступления темноты и никогда не запирали двери дома; устраивали барбекю во дворе и ходили смотреть парад в честь Четвертого июля (День независимости США). Словом, у меня было замечательное детство.
Когда мне было восемь лет, моему брату Джеффу диагностировали лейкемию. Он умер два года спустя. Это стало серьезным ударом для всех нас. Горе не обсуждалось вслух, однако мы с сестрами были убеждены, что умереть должен был кто-то из нас, а не единственный мальчик в семье. В конце концов, именно поэтому наши родители и решили завести четвертого ребенка.
Мы также негласно договорились стараться больше не делать родителям больно, а вести себя так, чтобы они могли нами гордиться. Мы научились жить дальше, однако я не уверена, что моя семья когда-нибудь оправится от смерти Джеффа. Мама никогда не показывала свою боль, она продолжала все время двигаться вперед, помогая нам с сестрами ценить радость жизни. В итоге я пришла к мысли о том, что энергия Джеффа стала своего рода ракетным ускорителем для моей жизни и успеха.
К несчастью, отцу после этой трагической утраты оказалось куда тяжелее вернуться к нормальной жизни.
На следующий день после смерти Джеффа ему пришлось идти на работу, терзаемым мучительным чувством из-за того, что он не смог спасти своего единственного сына. Эта ноша оказалась для него неподъемной. Развод родителей четыре года спустя стал вторым потрясением для моей невинной детской души.
Может быть, мое детство и не было беззаботным, однако я любила свой маленький городок. Тем не менее я уже тогда знала, что жизнь так или иначе уведет меня далеко от этого родного места. Одно время я хотела быть физиком-ядерщиком, потом мечтала стать первой женщиной-президентом — это были две самые выдающиеся профессии, которые я только могла представить.
В четвертом классе учитель-практикант прозвал меня «Будущая Мисс Америка», и хотя подобной задачи я перед собой и не ставила, мысль о том, что кто-то не из моих родственников способен представить для меня такое большое будущее, открыла моему сознанию возможности, лежащие далеко за пределами Де-Калба.
Я всегда любила школу — возможно, потому что хорошо училась. В шестом классе я заключила пари с отцом, что у меня не будет ни одной четверки в табеле успеваемости. К окончанию школы я выиграла спор, а заодно и 200 долларов. Я также удостоилась чести произносить прощальную речь на выпускном вечере и получила стипендию, полностью покрывшую расходы на обучение в Северо-Западном университете на химико-технологическом факультете. До сих пор не смогу сказать, чем занимается инженер-химик, но все усилия, которые я приложила к учебе, полностью себя оправдали.
Летом после окончания школы я работала моделью в Европе, а осенью вернулась в Чикаго, чтобы начать учиться на первом курсе в Северо-Западном университете. Я выбрала предметы таким образом, чтобы у меня была возможность подрабатывать моделью по вечерам. В каком-то смысле учеба здесь не особо отличалась от моего последнего года в школе, разве что добираться до центра Чикаго стало куда быстрее. Однако через месяц я начала осознавать, что учеба в колледже требует куда больших усилий, чем в школе, и мне приходилось впахивать по полной программе — лекции в первой половине дня, работа в Чикаго до пяти или шести вечера, а затем снова на вечерние занятия или в библиотеку. По окончании первого семестра я решила бросить колледж.
Мне не нравилось, что я не выкладываюсь на все 100 процентов, и я понимала, что не смогу преуспеть и в учебе, и в модельном бизнесе одновременно.
Нелегко мне далось решение оставить университет, ведь я приложила столько усилий, чтобы в него поступить. Тем не менее к учебе всегда можно было вернуться, а модельная карьера не стала бы меня ждать. До того как я стала моделью, я занималась разной работой, в том числе убирала дом моей тети (она даже заставляла меня чистить водопроводные краны зубной щеткой), сидела с детьми и складывала свитера в магазине одежды. Вся эта работа — главным образом, за минимальный оклад — научила меня по-настоящему ценить тяжелый труд и возможность самой зарабатывать себе на жизнь. Думаю, моя профессиональная репутация начала складываться еще тогда. Я всегда относилась к работе моделью именно как к работе. Это моя профессия, а не сущность.
Судьба ждет
Вопреки расхожему поверью меня не нашли в кукурузе. Я действительно каждое лето после восьмого класса работала в поле, однако так делали почти все дети из Де-Калба. Нас всех собирали в семь утра, вооруженных солнцезащитным кремом и большим запасом еды. Каждый из нас был ответственен за свой участок с кукурузой в 200 рядов.
Мы должны были в течение 10 часов в день обходить ряд за рядом кукурузные грядки, выполняя различную черную работу, в том числе удаляли соцветия, срезали початки и прививали стебли.
В определенный момент мы даже удобряли почву мочевиной (азотное минеральное удобрение), — та еще гадость! Это был непосильный труд под знойным солнцем, однако за лето можно было заработать почти 1000 долларов — достаточно денег, чтобы купить все необходимое к школе, новое платье и много шампуня для волос. К счастью, наш отряд состоял из одних девушек, и, борясь с жарой, мы работали почти голые: в майке, коротких шортах и с хвостиками, как у Элли Мэй Клэмпетт (героиня комедии «Деревенщина в Беверли-Хиллз», 1993 г.), покрытые грязью, потом и пыльцой. Пусть этот образ и отлично вписывается в историю о том, «как меня нашли», однако на деле все было по-другому. Когда я училась в 10-м классе, мне позвонили из местного магазина одежды, чтобы предложить поработать для них моделью.
Я никогда не мечтала стать моделью и даже не думала, что существует такая профессия.
Я читала журнал моды и красоты Seventeen и знала, кто такие Фиби Кейтс (американская актриса и певица) и Брук Шилдс (американская актриса и модель), но на этом мои знания о модельном бизнесе заканчивались.
На встречу я надела свои лучшие джинсы от Глории Вандербилт (одна из первых дизайнеров синих джинсов), свитер с воротником и туфли на платформе. Накрутив волосы на бигуди, я направилась на аналог Мэйнстрит (самая крупная улица в населенном пункте) в Де-Калбе. Я зашла в магазин и сказала девушке на кассе, что пришла по поводу работы моделью. Она посмотрела на меня непонимающим взглядом. Я попросила позвать менеджера. Через несколько минут вышла менеджер и, извиняясь, сообщила, что не знает, кто мне звонил, но точно не она.
У меня земля ушла из-под ног. Я быстро выбежала из магазина, заметив на улице двух девочек из моей школы, которые смеялись в углу. Это был удар ниже пояса.
Где-то год спустя открылся новый магазин одежды и стал набирать среди старшеклассниц команду амбассадоров (в то время я и не знала, что это значит). Я была счастлива, что меня выбрали, — и в восторге от предоставленной ими скидки в 20%. Мы даже участвовали в модном показе и фотосъемке для местной газеты! Как-то за год до окончания школы местный фотограф Роджер Лежел попросил меня позировать для газеты университета Северного Иллинойса. Он снимал все главные события в Де-Калбе, от школьных футбольных матчей до пожаров. Также он каждую неделю делал фото студентки недели для газеты DeKalb Nite Weekly. И хотя я еще училась в школе, он захотел, чтобы я ему позировала.
Родители отнеслись к этой затее с понятной настороженностью. Роджер заверил их, что все совершенно законно, и пригласил прийти их вместе со мной на съемку, которая должна была пройти в ближайшем парке и у бассейна моего парня. Один из снимков этой фотосессии стал первым, попавшим на обложку. Роджер познакомил меня с женщиной, которая делала прически и макияж. Мы втроем работали на нескольких пробных съемках, и в конечном счете она воодушевила меня пройти пробы на участие в выставке Midwest Beauty Show (где собираются все известные стилисты, косметологи и парикмахеры) в Чикаго, где парикмахерам требовались модели для стрижек и укладок. Платили 200 долларов. В итоге мы с подругой прошли кастинг и отправились в поездку.
К счастью, парикмахер, который работал со мной, Кармин Минарди, не обрил меня налысо, вместо этого я получила прелестные локоны.
Он порекомендовал мне обзавестись агентом. Кармин Минарди был первоклассным парикмахером из Нью-Йорка, поэтому к его мнению стоило прислушаться. Он черкнул парочку имен и пожелал мне удачи. В первом агентстве мне назначили собеседование. Родители взяли отгул с работы и отвезли меня в Чикаго. Мы сели за стол напротив агента. Она сказала довольно приятные вещи, но выразила сомнения по поводу моей родинки над губой, предложив ее удалить.
Я всегда стеснялась своей родинки («той самой родинки», как ее называют сегодня). Сестры внушили мне, что если бы родинка была на правой стороне лица, тогда бы она была красивой. Они утверждали, что любая родинка слева просто уродство. Хуже того, в первый день обучения в старших классах я нечаянно прошла мимо компании взрослых парней. Когда я, прижавшись к стенке, старалась проскользнуть незамеченной, один из футболистов закричал: «Эй, малышка Кроуфорд, у тебя на лице шоколад!» Я пыталась сдержать слезы. Понадобились годы, чтобы я снова осмелилась пройти по той лестнице.
В детстве я неоднократно заговаривала с мамой об удалении родинки. Она каждый раз отвечала: «Если хочешь, можешь ее удалить, но ты знаешь, как смотрится твоя родинка. А как будет выглядеть шрам никому неизвестно».
Раньше ее совет меня успокаивал, но теперь модельный агент сказала, что я должна ее удалить!
Мы с родинкой решили не сдаваться и все-таки приняли участие в пробных съемках. Эти снимки были самыми вульгарными из всех, которые у меня когда-либо были. В одном из образов на мне было короткое красное кимоно и желтые тени, в руках я держала зонтик и белого кота. Не особо похоже на будущую американскую топ-модель. На этой съемке я познакомилась с парикмахером, который без моего ведома показал мои снимки своей подруге Мэри Андерсон. Она была агентом Stewart Talent Agency, позже ставшего Elite Model Management в Чикаго. Несмотря на ужасный макияж, Мэри что-то во мне увидела и предложила встретиться.
На этот раз все прошло совсем не так, как в первом агентстве. Мэри понравилось, как я выгляжу, и она ни словом не обмолвилась о моей родинке. Она устроила пробные съемки с очень многообещающим чикагским фотографом по имени Боб Фрейм. Это были мои первые профессиональные фотосъемки. На фотографиях Боба я выглядела очень естественно и впервые разглядела в них перспективную молодую модель. Когда я принесла снимки Мэри, она с радостью предложила мне работу.
Моей первой оплачиваемой работой были съемки в рекламе бюстгальтеров Cross Your Heart. Фотография была опубликована в газете Chicago Tribune, и за считаные часы ею обклеили всю мою школу.
Думаю, кто-то из учеников пытался поставить меня в неудобное положение, но какое мне было до этого дело? Я заработала 150 долларов.
Работа моделью по всем параметрам была лучше каторги на кукурузных полях. Когда я начала активно работать, вопрос о моей родинке практически никогда больше не поднимался. Несколько раз фотографы ее ретушировали, а однажды японский визажист попытался замазать ее косметикой (тот еще ужас!) — она стала выглядеть как гигантский прыщ. После того как моя фотография появилась на обложке американского Vogue, я больше никогда о ней не переживала. Если она устраивает Vogue, то и всех остальных тоже не должна волновать. Разве не иронично, что моей главной фишкой стало то, из-за чего я переживала больше всего?
