Психологи говорят, что у надломленной психики много механизмов, которые позволяют ей не сойти с ума — одна из самых терапевтичных — техника письма. Анна Гуреева с момента, когда оказалась одна в горах Памира, каждый день писала письма мужу, писала даже когда уже не верила в то, что ее найдут живой. Письма помогали не сойти с ума в минуты беспросветной безысходности.
16 февраля 1942 года, советский Таджикистан. Самолет ПР-5 вылетел из Сталинабада (так раньше назывался Душанбе) в городок Хорог, расположенный в горах Памира.
На маневренном воздушном судне находились всего шесть пассажиров — начальник Памирского погранотряда майор Масловский, работник Наркомата НКВД Вихров, сотрудник Наркомата НКВД Таджикской ССР Жуковский и Анна Гуреева — жена начальника хорогского аэропорта. С Анной были двое детей: десятилетний Саша — сын мужа от первого брака и новорожденный сын Валера.
Седьмой человек на борту — капитан Василий Княжиченко пообещал, что в Хорог они прибудут через два часа. Однако, сразу же после взлета выяснилось, что у самолета заклинило левое шасси. Капитан было собрался вернуться в Сталинабад, но поскрипев, шасси вернулось на место.
Позже все, кто был на борту, решат, что это был знак судьбы, самолет нужно развернуть и не лететь дальше.
Когда одномоторный биплан поравнялся с урочищем Калаи-Вамар, налетела сильная метель и видимость стала почти нулевой. Пилот пытался поднять самолет выше, чтобы не пролетать в ущелье между пиками, но не успел, он крылом задел скалу. Борт резко швырнуло в сторону, пилот потерял управление, ПР-5 начал падать.
Все, кто находились в салоне, даже не поняли, что произошло — треск, удар и вот они уже лежат в осколках и в снегу на вершине горы. К счастью, несмотря на тяжелую аварию, никто из пассажиров не пострадал. Но это не значило, что им не грозила смерть. Все они находились на запредельной высоте, где воздух был настолько разряженным, что неминуемо вело к кислородному голоданию. На борту было немного продуктов и воды. Или они умрут из-за того, что вскипит кровь или от голода.
«Если нас не найдут в течение трех дней, нам конец!», — сделал горький вывод Василий Княжиченко.
Из дневника Анны Гуреевой:
«С начала посадки имелось: Сливочного масла — 600 гр. Колбасы — 1000 гр. Сыра — 1200 гр. 1 банка крабов. Водка „Арак“ — 3 поллитра. Питались один раз в день по несколько граммов разных продуктов. Вода совершенно отсутствовала питались снегом до 19 февраля».
Княжниченко и Вихров решили искать выход к реке. Натолкнулись на ущелье, оказалось, что отрезаны от каких-либо троп и вернулись ни с чем. Самолет упал на край ледника, который как будто стекал в пропасть. Идти дальше, значило расходовать силы, они приняли решение ждать помощи здесь.
В конце концов, в аэропорту скоро поймут, что они разбились и отправят за ними спасательный разряд.
Однако, помощь не пришла — ни через день, ни через три. Мучительно хотелось пить. Оказалось, что снег не утолял жажду, поэтому снежки начали топить на костре, тщательно экономя спички.
На пятый день после случившегося разыгралась лютая метель. Температура опустилась до -30С. Все семь человек легли в кабину пилота, обнялись и всю ночь пытались согреть друг друга. На утро мужчины приняли решение искать ближайший кишлак.
Из бортового журнала, ставшего впоследствии дневником Анны:
«25 февраля. На коротком совещании решили ввиду иссякания последних сил, отсутствия питания, воды, курева и спичек, наличия плохой-нелетной погоды, ждать самолета десятые и одиннадцатые сутки нет никакой надежды, когда чувствуешь, что жить осталось два, три дня. Масловский, Жуковский, Вихров, Княжниченко уходим 26/11 на в. к Пянджу не зависимо от погоды отдадим последние силы, но выйти в район Шипад, Вознауд. Остается в самолете Гуреева с ребенком — живым Сашей и мертвым Валерием»
Да, маленький Валера умер на шестой день, мать завернула тельце в полотенце и похоронила у хвоста самолета.
Мужчины ушли утром на 8 дней. Анна с пасынком остались одни. Они сидели в кабине пилота и смотрели на горы Памира. Ночь сменяла день, день сменял ночь, а они все ждали, ждали, ждали. Анна нашла бортовой журнал и начала писать в нем письма мужу, только чтобы не смотреть больше в эти безнадежные горы.
Скоро закончились спички, а значит, воды больше добывать не представлялось никакой возможности. А ночью разыгрался буран. Саша уже не плакал, просто тихо выл от голода и холода. Утром Анне и ребенку пришлось напрячь все свои силы, чтобы откопать себя из самолета.
Доели последний кусок сыра, который так берегли. Голод становился все сильнее: один день, второй, третий. Анна откопала тело умершего сына и отрезала два кусочка. На последней спичке развела костер, чтобы приготовить страшную еду. Кусок не лез в горло, но она понимала, что, если не съест, умрет. Эта еда — единственная возможность выжить. И ей нужно спасти живого ребенка.
Из дневника Анны Гуреевой:
28 февраля
«Также ждем экспедиции целый день, спичек у нас уже нет, набираем снегу в банки и ставим в кабине под окном, снег…
Дни холодные с ветром, даже снегопад, никуда из кабины не выходили, покушать сильно хочется, мы тогда придумываем, что нам покушать, и придумали взять отрезать по кусочку от Валерия, отрезали с большим трудом но в горло не лезет, как это своего сына и брата кушать, но кушать хочется, и так с этого дня мы стали отрезать по кусочку и кушать».
Это помогло их продержать полмесяца, потом Саша начал тихо сходить с ума. У него начались галлюцинации, он требовал колбасы и конфет и не понимал, почему злая мачеха не может ему их дать. К этому времени сил на эмоции у Гуреевой не осталось. Она молча слушала сошедшего с ума пасынка.
Из дневника Анны Гуреевой (орфография сохранена):
20 марта
«Ваня, милый, сидим уже целый месяц и ни с какой стороны и не летят и не идут, Валерий у нас скончался 24 февраля в 7 часов утра. 28 февраля Масловский, Княжниченко, Вихров и Жуковский ушли от нас искать кишлаки, у нас надежда была на них, они нам сказали как доберемся, так за вами пошлем. Ваня если они выбрались, то скажи от моего имени сволочи, они не могли послать за нами, я еще ни говорила, что вы доберетесь, а про нас забудите. Ваня проводили мы их, кушать очень хочется нам с Сашей, решили кушать Валерия… 17 марта мы его уже кончаем… мозги бережом будем понемножечку есть, может быть до конца месяца протянем, может даже спасут, а жить так хочется».
Саша слабел с каждым днем. Несчастная выжившая мать проткнула иглой вену, нацедила своей крови и дала ему выпить. Пасынок успокоился и уснул. К утру у него началась лихорадка и бред.
Саша умер 22 марта. Анна решила свести счеты с жизнью только бы, чтобы не трогать тело любимого пасынка, второй раз она этого не вынесет, но не хватило духу. Голод как будто сверлил желудок изнутри. Ныл живот, гудел кишечник, высохли губы и побелела радужка глаз.
Через три дня она отрезала кусок мяса от тела Саши, высушила его на солнце и съела. Было уже все равно, остался один инстинкт — выжить. Через месяц от тела сына ничего не осталось. В дневнике Анна записала цифру — 70. Семьдесят дней белого ада. Никто не придет.
А что же те, кто отправился за помощью? Масловский, Вихров и Княжниченко долго плутали в горах Памира. То, что их спустя почти три месяца обнаружили жители кишлака Матраун было само по себе чудо. К этому времени у Вихрова и Масловского были обморожены ноги, позже их пришлось ампутировать. Масловский погиб в пути. Его позже найдет отряд, он сорвался со скалы, стрелял из пистолета, привлекая внимание остальных членов группы, но они за них не полезли.
Поразительно, но ни в кишлаке, ни в больнице ни один из выживших не сказал об оставшихся у разбитого борта Анне и Саше. Только в Хороге, в больнице пилот случайно обмолвился, что среди пассажиров была женщина и двое детей. Позже врачи придут к выводу, если бы они нашли Гурееву раньше, таких серьезных последствий для ее психики удалось бы избежать.
Из дневника Анны Гуреевой:
24–25 марта
«Погода всё бушует, сильный снегопад, большой ураган, пить сильно хочется, во рту всё посмякло, снег ела, ела ничего не помогает, а кушать нисколько неохота сильно, боюсь, ночью 25-го слышала — кричали какие-то звери. Сынок Саша был, мы с ним пели песни, играли в домино, рассказывали сказки, кинокартины, а теперь мне одной очень плохо… »
20 апреля
«20-го ночью был сильный буран утром. Встала, хотела посмотреть, какая погода, открыла окно, но так занесло снегом весь самолет выше окон, и так не знаю, хорошая погода или нет, сижу заваленная снегом, так плохо, то в окно хоть смотрела на горы, а сейчас сижу и наплакалась вдоволь, уже больше двух месяцев сижу, и за мной никого нет. Саша у меня кончается, остались одни мозги, он же такой худой, в нем почти одни кости, и стала готовиться на холодную ночь».
Узнав о том, что пассажиры злополучного рейса в больнице, к ним примчался муж Гуреевой. Пилот Княжиченко потупил голову: вряд ли твоя жена жива. Три месяца прошло. Но Иван Гуреев настоял, чтобы капитан показал место крушения и вскоре сам отправился с отрядом в поход. На хребет они пришли спустя четыре дня. На остатках фюзеляжа, завернутый в тряпки, лежал скелет женщины.
«Не успели», — горько простонал кто-то из команды. Скелет повернул голову, из глаз Ани потекла одна слеза. Никто не придет? Они все-таки пришли.
«Ваня, ты, наверное, уже женился?», — первое, что спросила Гуреева у супруга.
Иван Гуреев действительно успел жениться, время военное, вокруг было много вдов, одна из них и прибрала его к рукам. На вопрос мужа «Где Саша?» Анна подняла тонкую веточку-руку и махнула на лежащий рядом с самолетом череп.
Против Княжниченко, Вихрова и Масловского возбудили уголовные дела по факту оставления людей в опасности. Они получили десять лет тюрьмы. Княжниченко был отправлен на фронт — в штрафной батальон.
Гурееву отправили в психиатрическую клинику, где она провела больше трех лет. Пока лечилась, муж подал на развод. Чудом выжившая в катастрофе в 1948 году Гуреева снова вышла замуж, родила двоих детей, но до конца жизни отказывалась разговаривать с близкими и прессой о том, что пережила в горах Памира. Говорить о 85-ти днях Белого Ада она не хотела.
