Скромный пуховик, шапка, надвинутая на глаза, взгляд в пол — Татьяна Калентьева стесняется говорить на камеру, она вообще человек довольно робкий. Даже сейчас, когда я беру у нее интервью, она старается сухо излагать факты. Хотя за ними стоит ее большая/маленькая трагедия.
«За последние два года я была в Москве 15 раз. Еду из Набережных Челнов до Казани, оттуда потом до столицы. Всегда беру ранний поезд, чтобы успеть на суд. А вечером — обратно домой», — рассказывает Калентьева.
Очередное заседание суда, на который она все время боится опоздать, состоялось 2 ноября, на нем она попросила присутствовать и меня, поддержать морально.
На этот раз в суде рассматривают вопрос, чтобы ей можно было хотя бы видеться с Максимом (имя ребенка изменено. — прим. ред). На большее она не рассчитывает.
Татьяна Максиму не мать и не опекун. Она няня мальчика. Ее наняли в 2013 году в Москве растить ребенка, который, как ей рассказали, был рожден с использованием суррогатной мамы. Один из «королевской» двойни, он почему-то оказался не нужен своей биологической родительнице Юлии. Та вроде как хотела забрать из роддома только девочку, а брата с сестрой отдавали лишь «в комплекте». И тогда биомама пригласила из провинции постороннюю женщину, сняла им квартиру, а затем выдала доверенность, что ребенок будет проживать с няней в ее родных Набережных Челнах. И все вопросы о здоровье и воспитании мальчика Татьяна Григорьевна станет принимать сама.
Вот так вот — ребенок по доверенности.
В своей жизни Татьяна была и фельдшером, и воспитателем в детсаду, и инспектором в комиссии по делам несовершеннолетних — в общем, повидала всякое.
«Но такого, чтобы от дополнительного младенца отказались, как от ненужной игрушки — я и представить себе не могла», — вздыхает няня.
Татьяна говорит, что прикипела к Максиму сердцем и душой. Жалко его стало. Маленький, никому не нужный с самого рождения.
Нотариальное соглашение было подписано сроком на год, потом его продлили, и еще, еще…
Няня показывает мне чеки. В среднем на уход за ребенком биологическая мама переводила помощнице порядка 5 тысяч рублей в месяц. Периодически у них возникали споры по поводу недостаточности этой суммы.
«Как мне кажется, моя работодательница поняла, что ребенка я не брошу все равно, и поэтому отказывалась платить больше», — пожимает плечами женщина.
Татьяна Григорьевна и правда прикипела к Максиму сердцем. Растила мальчика, называла сынулей, водила в секции, лечила. Никого из местных представителей опеки не смущало, на каком основании маленький мальчик живет с посторонней тетей семь лет. Притом что никаких обосновывающих это обстоятельство документов у нее не было — только свидетельство о рождении, и то в копии. Даже медкарты, поэтому приходилось посещать только платные поликлиники.
Биологическая мама регулярно переписывалась с Калентьевой в мессенджере, но увидеть подросшего сынишку, по словам няни, отнюдь не спешила.
Скандальное возвращение Максима домой состоялось в 2020 году, в самый разгар пандемии. Татьяна Григорьевна сама связалась с местной опекой. Она подумывала о том, что надо как-то оформить ребенка на себя — приближалась школа. Сотрудники опеки были в ужасе: как такое вообще могло продолжаться в течение длительного времени у них под боком.
Максима пришлось отвезти к маме в Москву. По словам Калентьевой, та даже не встретила их на вокзале, ребенка отдали представителям районной опеки уже в Москве и полиции. Разгорелся скандал.
«Максим кричал, держался за меня. »Только не бросай меня! » Хотя я никогда не скрывала, что у него здесь живет мама и сестренка, что однажды он к ним вернется», — продолжает няня.
Больше мальчика его «вторая мама» не видела. Наверное, стоило поплакать и забыть, тем более что няне объяснили: с точки зрения закона ее позиции шаткие.
Татьяна Григорьевна подала в суд на то, чтобы стать официальным опекуном ребенка. Сперва ее поддерживали многие, в том числе и семейные правозащитники. И опека, вроде бы согласная предъявить исковые требования о лишении матери родительских прав, со временем сдала назад.
Калентьева записала видео в интернете. Она готова на любую огласку этой истории. В то время как биологическая мама Максима не идет на контакт с журналистами и просит оставить их семью в покое. Она не является на многочисленные суды, которые эти два года идут нон-стопом в Москве.
Все, что удалось от нее получить, это сообщение о том, что она хочет, чтобы няня оставила их в покое. Хотя ранее в интервью с журналистами Life.ru биологическая мать была более словоохотлива:
«Она (няня. — прим. ред) получала от нас деньги десять лет, теперь она нам мстит. У нас все хорошо. Он (сын Максим. — прим. ред.) учится. Все хорошо. У нас проблема только в том, что нас няня преследует. У меня двое детей. Я хочу их воспитывать, а не волноваться», — рассказала Юлия.
«Если бы я действительно знала, что у Максима все хорошо, я бы оставила его в покое, — говорит бывшая няня. — Что этот выбор сделал сам мальчик — не захотел общаться со мной. Мать заявляет, что я их преследую. Но это не так. С тех пор, как его забрали, мы больше не виделись. Как мне стало известно, его отдали в дорогую специализированную школу-пансион. Оттуда пришла характеристика в суд на Максима, что он ни с кем не дружит и не хочет общаться, что он все время один. Возможно, он считает, что я его тоже бросила…»
«Уровень активности и самостоятельности на уроке очень низкий, чаще отсутствует, любознательности во время обучения не проявляет, — приводит характеристику Макса директор школы. — Максим занимает позицию против любого учебного процесса, обращает на себя внимание».
Кричит, дерется, плачет, ворует вещи у детей, портит имущество и чужую одежду…
«Это не мой Максим. Мой Максим — другой. Что с ним произошло? Что они с ним сделали? Я хочу выяснить это и добиться хотя бы встречи», — переживает Калентьева.
Все, о чем просит Татьяна Григорьевна сейчас — это определить порядок общения с ребенком. Но даже этого она добиться не может. По документам она ему никто. А срок доверенности на Максима давно истек.
«В семейном законодательстве право общения с несовершеннолетними определено, помимо родителей, у бабушки, дедушки и иных близких родственников. К сожалению, отсутствует возможность доказать родство с несовершеннолетним М, — комментируют эту ситуацию в аппарате Уполномоченного при Президенте РФ по правам ребенка. — Это делает невозможным обращение в суд для определения порядка общения в соответствии со статьей 67 Семейного кодекса».
Если переводить с бюрократического на русский, зря Калентьева старается.
Но в любых правилах есть исключение: если Татьяна сможет доказать свою значимость для ребенка, суд, возможно, разрешит им встретиться. Вот только бремя доказывания в этом случае лежит на самом истце.
Например, Калентьева может заявить ходатайство о проведении психологической экспертизы Максима. Если она докажет, что мальчик испытывает трудности из-за отсутствия рядом няни, им могут разрешить видеться. Но в любом случае родители, на то они и родители, имеют преимущественное право на обучение и воспитание своих детей перед всеми другими лицами.
«Я помню эту историю, она находится у меня на контроле. Судьба этого мальчика меня как уполномоченного очень волнует, — говорит Ирина Волынец, Уполномоченный по правам ребенка в республике Татарстан. — Чисто по-человечески мне жаль Татьяну Калентьеву. Она потратила огромное количество сил на этого ребенка, последние два года борется за то, чтобы хотя бы знать, где он, как он. Я считаю, что она как настоящая мать мальчику. Хотя не связана с ним ни юридически, ни кровными узами.
Много случаев, когда детей по разным причинам определенное время воспитывают совершенно посторонние люди, а биологические родители в какой-то момент одумываются, восстанавливаются в правах и их забирают. И дети теряют связь с теми, кто был для них по-настоящему значимым. В случае, если это не кровные родственники, определить по закону порядок общения потом практически невозможно. Таков закон.
Благодаря истории Татьяны Калентьевой и ее воспитанника мы сформулировали следующую законодательную инициативу: в случае подобных спорных вопросов обязательно следует проводить психологическую экспертизу. Она определяет привязанность ребенка к тому взрослому, с которым он жил. Даже если это не были законные опекуны, они также имеют право знать о том, как он живет, и участвовать в его дальнейшей жизни. Но пока она еще не принята».
Ситуации, когда няни с мамами делят детей, встречаются не так уж и часто. Но вот споры между биологическими родителями и посторонними опекунами, бывает, заканчиваются не в пользу родных мам. И таких примеров множество.
Например, Екатерину Юрьевну А. приговорили к 5 годам по статье «сбыт наркотиков». На тот момент на руках у нее был старший сын, во время расследования она забеременела еще одним. По ее словам, она не отказывалась от младшего и не подписывала никаких бумаг. Однако ребенка определили в детдом. Пока шло следствие, мама приходила к нему, гуляла. Потом суд назначил меру наказания, и Катю отправили в колонию. В это время в детский дом, где находился ребенок, пришли волонтеры, мальчик очень приглянулся одной девушке.
В 2016 году та обратилась с заявлением об установлении опеки над уже почти двухлетним малышом, а потом его официально усыновила.
Вернуть сына Екатерина не смогла, несмотря на то, что устроилась на работу, имеет свое жилье. Кстати, в колонии она родила еще одного ребенка. И сейчас проживает с двумя сыновьями — старшим и младшим. А где средний и что с ним, ей не говорят, мол, это не в интересах ребенка.
«Я отправила алименты, а они вернулись обратно — так я узнала, что произошло, что мой счет закрыт, государство сняло с меня последнюю родительскую обязанность по его содержанию. Единственная ниточка, связывавшая меня с сыном, оборвалась», — рассказала она.
Получается, в одном случае закон всячески отстаивает интересы матери, несмотря на то что ребенок семь лет воспитывался не ею, а в другом — малыша легко усыновила другая женщина, притом что мать отказ от сына не писала.
Комментарий эксперта
Джамиля Аджиева, специалист в области семейного права:
«Права и обязанности родителей регулируются статьей 63 Семейного кодекса, в которой прямо написано, что родители имеют преимущественное право на обучение и воспитание своих детей. И только суд обладает полномочиями лишения или ограничения родителей их прав. Но ситуации в жизни бывают разными.
Все бы упростилось, если бы в РФ был, наконец, принят проект Федерального Закона »Десяти сенаторов», в котором предполагается внесение изменений в Семейный кодекс. В его основе лежит принцип презумпции добросовестности родителей, который означает, что государство признает всех родителей добросовестными, пока их недобросовестность не будет установлена вступившим в законную силу решением суда. Введение этого принципа позволит исключить порочную практику произвольного отобрания детей из семей.
Считается, что изменения в этом законе как раз должны сократить число подобных разбирательств, так как в будущем родители, не лишенные прав, будут иметь законную возможность обратиться в органы опеки и попечительства для того, чтобы в случае различных форс-мажорных обстоятельств, болезней и т. д., иметь возможность самим назначить временных опекунов своему ребенку. Чтобы избежать скандалов и дележей при возвращении детей обратно».
Фото: личный архив героини
