Тематику чата, в котором встретились мы, можно было бы обозначить так: все о взаимоотношениях между полами. Я написала что-то провокационное и получила шквал ответов, из них несколько с предложением: «Знакомиться, знакомиться, знакомиться!»
Ни с кем знакомиться я не хотела. Особенно с автором следующих строк: «Мне кажется, наши мысли сходятся. Что если нам проверить это в личной беседе за парой бокалов?» Я даже ответом его не удостоила, но через день пришел короткий постскриптум: «Кстати, мою жену тоже зовут Ирина».
«Вот уж не знаю, насколько это кстати», — зачем-то огрызнулась я, и несостоявшийся виртуальный собеседник исчез. На время.
«Трудно было к тебе пробиться», — признался он мне потом. Но он сумел. Он оставил первоначальную тему встреч и перестал пугать меня слишком личными заходами. Он деликатно отошел на запасные позиции: мы невинно обсуждали общие вопросы все в том же чате. Другие участники вставляли реплики в наши диалоги, и однажды я заметила, что эти посторонние замечания меня раздражают. Надо было признаться самой себе, что я теперь ПИШУ не для всех, а только для него, и он делает то же самое. Мы иммигрировали в ЛИЧНУЮ переписку и нам уже никто не мешал.
Нет, онлайн-переписка — это все-таки что-то. Я наслаждалась процессом формулирования мыслей и чувств. И абсолютной свободой в выражении чего бы то ни было. То, что собеседник мне незнаком, лишь увеличивало эту свободу. Можно безболезненно открыть душу совершенно незнакомому человеку: мы ведь никогда не встретимся. Конечно, не любому, но ему — можно было. Он стал мне самым близким другом — участливым, понимающим, отзывчивым, тонко чувствующим. Мудрым помощником и советчиком. Он умудрялся быть нежным, не прибегая к пошлому лексикону дамских обольстителей, ласковым без прикосновений, обволакивающе-заботливым без материальных выражений этой заботы.
Он мог поддеть так, что было не обидно. Вправить мозги так, что не хотелось огрызаться в ответ: «Не учите меня жить». Он мог быть серьезным без умствования и занудства, мог дурачиться как ребенок, быть смешным и игривым без пошлости и без пресности одновременно. Остроумным — всегда. Он мог кривляться, как подросток: «Привет, самая лучшая в мире Ирина! Спишь ты долго, думаешь медленно, на сообщения отвечаешь к весне, но все равно ты самая лучшая из всех Ирин…»
Мог изящно философствовать: «Некоторые твои сообщения — абсолютно законченные шедевры мысли. Я не могу осквернять их своими репликами-ответами, они неуместны и кощунственны. Они сродни молотку, ударяющему в гонг. Гонг зазвенел, но слышал ли это молоток в момент, когда его касался? Я что сказать-то хочу: если тебе нужно подтверждение, что мой гонг звенит — так он звенит:)». Он бывал очень разным, и каждый из этих разных мне очень нравился.
Я честно писала ему о своем восторге и получала в ответ: «Ир, не стоит меня идеализировать. Я бываю ужасно грубым, тупым, могу быть непереносимо вульгарен, могу быть вялым и ленивым, отвратительно занудным». Да, помимо всего прочего он пытался быть честным.
Вскоре переписка стала настолько интенсивной и глубокой, что отнимала у каждого из нас по четыре-шесть часов ежедневно. Когда я уехала в командировку, это было настоящей разлукой — тяжелой и щемящей. Связи не было, уже потом получила его сообщения. «Представляешь, ты возвращаешься домой из своего Луганска. А тут и я сижу на кухне. В тапочках твоего бывшего супруга. Грибочки жарю (ты какие любишь?), пирожки пеку — тебя встречаю. Ты любишь грибочки? Я хорошо готовлю…»
Вот интересно, думала я временами. Вдруг мы нос к носу встречаемся где-нибудь в метро? Сидит рядом со мной незнакомый субъект, а между тем я знаю его биографию в мельчайших подробностях, знаю его сны, его детские страхи и взрослые потери и обиды, веселые и неприличные истории. Мне кажется, я сквозь экран монитора чувствую его так же хорошо, как себя. И он знает меня — даже самые стыдные и давно мучащие вещи, с которых не решалась рассказать никому..
А он, неприметный. Сидит неподалеку и читает какой-нибудь журнал. Хотя почему, собственно, неприметный? Я же никогда не задумывалась о том, красив ли он, какой у неге голос… Я вдруг поняла, что за всеми этими словами, которые мегабайтами гоняются туда-сюда, стоит реальный человек, о котором я не знаю ничего. Ничего, кроме того, что он мне сам о себе рассказал. И стоило мне об этом подумать, как он вновь запросил с встрече: «Ир, давай наконец превратимся из адресатов в живых людей: я очень хочу тебя увидеть».
Предложение застало меня врасплох. Чтение его сообщений до завтрака и ответы на них после вошли в мой ежедневный ритуал как душ на ночь. Жизни своей без них я не мыслила. Без него — моего виртуального собеседника. Но личное знакомство… Если я скажу, что мне было не интересно хоть раз увидеть его, сопоставить картинку с оригиналом, — кто мне поверит? Соблазн был велик, но страх — еще больше.
Вот сейчас все так хорошо, мы даем друг другу очень много, но вдруг от столкновении двух живых людей эта идиллия разрушится? Мы встретимся, не понравимся друг другу разойдемся — и не будет больше прекрасных писем, по глубине откровенности сравнимых только с дневниками, а по взаимопониманию не сравнимых ни с чем. Нет, это слишком опасно. Пусть лучше все продолжается как есть. Я как могла уворачивалась от личной встречи.
«Ну почему ты не хочешь, чего опасаешься?» — мягко настаива он. И я честно отвечала, что боюсь потерять то, что ест: и ничего не обрести взамен.
«Но ведь это же мы пишем эти сообщения, а не какие-нибудь фантомы. Ты не боишься потерять себя? И я не боюсь. Так в чем же дело?»
Это интересно!
«Ты маячишь передо мною как омут, в который лучше уж — с головой», — писал он. Я занудствовала: «Онлайн — другой режим общения, в нем собеседник как луна: повернут лишь одной стороной. Да, мысль выражается более четко и ясно, но сколько важных вещей остается за кадром! В личной беседе плотность общения, конечно, больше, но часто в ущерб смысловой насыщенности. И некоторая отстраненность такой переписки только на пользу. Можно перечитывать, обдумывать, цитировать. И самое главное: мы будем ждать соответствия образам, построенным в процессе переписки. И каждое несоответствие повлечет за собой разочарование».
«Ну почему ты не подойдешь к этому по-другому? Каждое несоответствие несет в себе подарок, неожиданность: смотри-ка, таким ты меня еще не знаешь!» — он поражал меня своей способностью поворачивать и так и этак, смотреть на обыденные ситуации нестандартно, превращать промах в урок и победу, а разочарование в праздник.
Все-таки он необыкновенный человек, и, если вдруг переписка сойдет на нет, а мы так ни разу и не увидим друг друга, всю жизнь себе этого не прощу. Он как будто читал мои мысли: «То, что мы встретились, пусть пока только онлайн, — это чудо. Если мы этот шанс не используем — судьба не простит».
«Скажи, что ты предпочитаешь для первой встречи: кафе с приятной музыкой, хорошим поваром и впечатляющей картой вин, закрытый клуб с тайским массажем или стриптиз-бар с интимной атмосферой?» — завлекал он. А я кокетничала в шутку: «Выбираю закрытый клуб с хорошим меню и стриптизом». И получила в ответ: «Заказано на субботу, все как ты хочешь». И что мне, скажите, пожалуйста, было делать?! Я долго колебалась, но выбрала — встречу. С замиранием сердца я согласилась…
Мы были в неравных позициях: он видел множество моих фотографий и поэтому представлял, как я выгляжу Я — нет.
Первое разочарование — голос, который я услышала по телефону. Высокий и какой-то неосновательный, невесомый. Казалось бы, мелочь, пустяк. Но он совершенно не вязался с образом его владельца.
Время «Ч»: в метро меня встречает сухощавый сутулый мужчина под тридцать с пронзительными глазами на уголовном лице (кто бы мог подумать, что надето на тонкую глубокую интеллектуальность?). Дорогой стриптиз-ресторан. Ситуация двойственная и немного нелепая. Знакомиться глупо, потому что мы уже знакомы, и очень близко. Начинать разговор ответом на фразу из последнего письма? Мы оба нервничаем и ведем себя слегка неестественно. Каждый слишком боится все испортить. Беседа перескакивает со светской на откровенную, интерес чередуется с недоумением, между нами то искры проскакивают, то воцаряется вакуум. К середине ночи, не чувствуя внутри себя целостного итога этой первой встречи (нравится — не нравится, да или нет), я понимаю одно: устала, хочу спать. Он проводил меня домой.
Потом последовали другие визиты. И пресловутые грибочки с глинтвейном, и признания в любви — слегка натянутые, и совместные поездки… Поначалу мы терпеливо сносили несовпадения, каждый пытался пробудить в себе симпатию к неприятным чертам в характере другого. И выискивали приятные. За то время, что мы старались, было накоплено изрядное количество раздражения, и настало время, когда оно полезло наружу.
Оказывается, он не переносил моих уколов. Он, так благосклонно относящийся к иронии в переписке, в жизни ее не терпел. «Что ты все время пытаешься меня поддеть?» — недовольно и даже обиженно спрашивал он.
И правда, почему мне нравилось щекотать его женскими шпильками? Сама не знаю. Может, хотелось поковырять безупречный образ воспринимающего, наидобрейшего?
Меня теперь раздражало его «учительство» и желание казаться мудрым и всепонимающим. «Я же знаю, что он вовсе не такой. Он просто играет роль, которую ему нравится играть, и хочет, чтобы я ему подыгрывала».
Самое интересное, что наше недовольство было зеркальным: он тоже раздражался на мое несоответствие «письменному» образу. «Меня привлекают такие женщины, как ты: внутри у них совсем не то, что снаружи», — говорил он не без яда.
Да что за беда, в самом деле? Зато у нас есть возможность говорить о тончайших вещах сложнейшими словами и понимать друг друга! Беседы клеились, зато не клеилось все остальное. В чувственных, эмоциональных и бытовых вещах наши желания, предпочтения и запросы совсем не совпадали. Нам было нехорошо в постели, мы не были ни половинками яблока, ни частями одной детали, ни просто двумя среднестатистическими женщиной и мужчиной, которые худо-бедно способны уживаться друг с другом. Да худо-бедно нас и не устраивало. Конечно, некоторое время мы перемежали встречи перепиской, но того таинственного «ах!» уже не возникало. Воспоминания о мелких, но таких конкретных неприятностях живого общения будто сводили на нет высоты мысли и стиля.
Через полгода реального знакомства мы расстались. А недавно из моего телефона пропала наша переписка. Вся, подчистую, будто и не было тех четырех месяцев эпистолярного романа.
Фото: Getty Images
