Не берусь описать, из чего складывалось его обаяние. Сейчас в памяти возникает скудный набор выражений глаз, особых интонационных ходов, жестов, движений тела, но я знаю, что это только внешние сигналы…
Когда он оказывался рядом, я будто попадала в широкую теплую чувственную волну.
Влюбилась я, влюбилась, и нечего было морочить голову подругам ссылками на духовность, литературно-интеллектуальный обмен и расширение своего жизненного опыта посредством усвоения опыта чужого.
Осознав эту катастрофу, я обрушила ее на новую марлевую блузку старшей сестры водопадом слез. Она ошарашенно меня утешала, от неподготовленности путаясь в словах, поэтому получалось, что огорчала меня еще больше: «Вы ведь столько знакомы! Если все это время между вами ничего не было, то как это теперь возможно? Я знаю, это тяжело слышать, но, видимо, ты не волнуешь его как женщина».
Да, наверное, не волную. За этот год у него было по крайней мере три увлечения. О двух он мне в подробностях рассказывал, третье до сих пор, похоже, переживает как драму. В последний раз приезжал советоваться на такси — так не терпелось получить мой душевный отклик.
Я задумалась: а что же происходило со мной в этом году? Да, мы расставались с Шилкиным (без особого сожаления с моей стороны), а потом… Потом никого не было! Я просто забыла о других мужчинах!
Но что же мне теперь делать? Наши отношения с Димкой давно приобрели устойчивые формы, ограничились добротными рамками. Они имеют некий невысказанный реестр «можно-нельзя, ожидаемо-неожидаемо», они хороши такими, как есть. Умом я понимаю, что надо бы мне направить свое нереализованное либидо в какое-нибудь другое русло. Но я действительно перестала видеть других мужчин. Я любила — в этом не было никакого сомнения.
Так что же все-таки делать? Как поколебать, изменить привычную схему? Вдруг начать флиртовать? Полный идиотизм. Да не могу же я его провоцировать, как какого-нибудь олуха-однокурсника. Все это было возможно год назад, а сейчас… Мы же заочно многократно побывали друг у друга в постели. Как часто я рассказывала ему о своих прежних увлечениях, просила помочь разобраться в мужской психологии? Сколько раз он мне жаловался на своих подружек? А сколько раз он рассказывал мне, как выгодно я от них отличаюсь? И что же теперь — испортить впечатление, дать понять, что и я из их числа?!
Теперь над нашей незамороченной откровенностью нависла неприятная тяжесть. Его откровения о женщинах, раньше вызывавшие живой исследовательский интерес, иногда удивлявшие, иногда веселившие, теперь глубоко меня ранили. Я пыталась защищаться, уходила в себя или, наоборот, раздражалась.
Димка недоумевал: «Не понимаю, почему ты бесишься? Что случилось?» Я молчала. Что-то внутри — гордыня, страх потери, инерция, недоверие — не давало мне объяснить ему, что происходит. Что если он испугается такого поворота и исчезнет из моей жизни? Я так не хочу…
Но с каждым разом становилось ясно, что продолжать так, как есть, тоже невозможно. «Зачем ты себя изводишь? Прекрати эти страдания тем или иным способом», — наставляли меня мои позитивные подруги. Ну конечно, либо пан, либо пропал. Но мне почему-то хотелось оставить лазейку его интуиции, дать ему возможность выбрать самому.
Вот что еще нужно сказать. Мы не общались запросто, отношения имели некую двойную дистанцию: по сути — очень близкую, по формальным ритуалам — чинно-официальную, даже чопорную. Так вышло ненамеренно, но это отсутствие панибратства придавало (как я теперь понимаю) отношениям дополнительную остроту Мы никогда не встречались без предварительной договоренности, не обрушивались друг другу как снег на голову. Мы были очень вежливы и почти всегда придумывали для встреч формальные поводы. Мало того, я предпочитала дожидаться его звонков и принимать его у себя в гостях. А это значит…
Я вдруг открыла очевидную возможность: ведь обычно он инициатор нашего общения, значит, он, может, и не догадывается, насколько я в нем нуждаюсь. Не слишком ли я пассивна в своей душераздирающей страсти?
Я позвонила: «Хочу к тебе в гости прямо сегодня. Можно?» Он просто опешил: «Конечно, приезжай… Неужели ты сама, без моего приглашения? И без всякого повода? Я просто не узнаю тебя». В голосе слышались удивление, радость и легкая ирония одновременно. Это был мой крошечный шажок навстречу, такая фигурка в менуэте. Но мы явно зашли в тупик. С одной стороны, мы нужны друг другу, как никто.
