Юрий Соловьев был поцелованным Богом, богом танца. Он взлетал под потолок землянки в три года в эвакуации, куда мать Соловьева вывезли из блокадного Ленинграда, он показал идеальное фуэте, когда родительница привела его на прослушивание в хореографическое училище Вагановой и вспыхнул звездой, когда исполнил соло Раба из «Павильона Армиды» в школьном спектакле. Казалось, он был создан для танца и был органичен в нем — высокий прыжок с секундным зависанием в воздухе, отточенные антраша, бешенные вращения и двойные туры в воздухе. Соловьев не танцевал, он отменял законы физики. Сейчас бы его назвали «человеком-машиной», но именно его упертость в достижении целей, мешала ему поймать язык танца, его магию, душу. Постановщики хотели, чтобы Соловьев не просто летел над сценой, чтобы он над ней жил.